Обновление смыслов Часть 18

[responsivevoice voice=»Russian Female» buttontext=»Слушать рассказ онлайн»]Они, Баклан и Архип, вслед за Зайцем покинув туалет, молча почистили зубы, молча умылись… что говорить про Коха или, тем более, Зайца, если даже Баклан — младший сержант Бакланов — не понял, всерьёз сказал рядовой Архипов ефрейтору Коху «готовь вазелин» или же это была в устах Архипа всё-таки метафора — фигура речи, — ещё вечером Баклан сказал бы, не задумываясь, что слова эти не имеют никакого буквально значения, но теперь… теперь, на исходе этой необычной ночи, обновившей многие смыслы-представления, могло быть что угодно!»Андрюха, зайди в канцелярию!» — негромко проговорил Баклан, первым закончив свой вечерний — или уже утренний? — туалет… и Архип, минуту спустя вслед за Бакланом направляясь в канцелярию, неожиданно остановился в проходе-проёме, ведущем в спальное помещение, — в этот-то момент Заяц и услышал голос Архипа, зовущего его, Зайца, к себе.

Заяц, делая шаг вперёд — на шаг сокращая расстояние между собой и Архипом, невольно подумал, что если сейчас… если сейчас Архип захочет с ним, с Димой Зайцем, что-нибудь сделать, то он это сделает без всякого труда, — делая шаг в направлении Архипа, Заяц ощутил-почувствовал, что воли к какому-либо к сопротивлению у него, у Димы Зайца, нет… «готовь вазелин» — сказал Архип Коху… или, может, Заяц не понял? Может, это Архип сказал ему, Зайцу?

— Ближе… или ты что — боишься меня? — едва заметно усмехнулся Архип, видя, как Заяц, сделав шаг, вновь нерешительно остановился.

Заяц, никак не реагируя в ответ — ни словом, ни жестом не отвечая на прозвучавший вопрос, подошел к Архипу ближе, — вопрошающе беспомощно глядя Архипу в глаза, Заяц остановился от Архипа в полуметре, и Архип увидел, как у Зайца от волнения-страха заметно пульсирует чуть ниже левого соска майка… «с этим Зайцем сейчас можно делать всё, что угодно», — невольно подумал Архип; ну, например… можно было сейчас приказать ему, Зайцу, идти в дальний — самый тёмный — угол спального помещения, чтобы там, повернув его задом, приспустить с него трусы, наклонить его вперёд, приказать-велеть ему, чтоб он сам — своими собственными ладонями — развел-раздвинул в стороны ягодицы, и, пристроившись к нему сзади… а ещё лучше: в том дальнем углу повалить его, послушного, на кровать, навалиться на него сверху, стянуть с него, с возбуждённого, трусы и, с силой в него вдавившись, сладко и долго мять его горячее, послушно-податливое тело, содрогаясь от наслаждения… «не может быть, чтобы он при таком раскладе остался безучастен — к такому кайфу остался равнодушен», — подумал Архип, изучающим взглядом скользя по симпатичному лицу Зайца, по его тонкой длинной шее… да, сейчас Заяц сделает в с ё, и Архип это прекрасно видел, точнее, видел-чувствовал — не мог не чувствовать.

— Короче, Дима-Димон… слушай, что я тебе, салабону, скажу… внимательно слушай — запоминай, бля! — негромко проговорил Архип, глядя молча стоящему перед ним Зайцу в глаза. — Ты меня перебил в туалете, когда я учил там Шланга быть человеком… но дело не в этом! Дело в другом: ты, будучи салабоном, подсуетился с чисткой писсуаров — вызвался всё сделать сам… а вот это уже — зря! Ты зачем это сделал — зачем так сказал?

— Не знаю, — Заяц, не понимая, куда клонит Архип, невольно пожал плечами. — Я подумал… подумал, что ты ударишь его.

— И что с того? — в глазах Архипа мелькнула усмешка. — Тебе с того — что?

— Не знаю, — едва слышно прошептал Заяц, пытаясь понять смысл вопросов — стараясь сообразить, зачем Архип его обо всём этом спрашивает.

— Добрый ты, Зайчик… но ты, бля, сейчас не на даче у любимой бабули — ты в казарме, и доброта такая здесь ни к чему… понятно, что ты салабон и, как все салабоны, ты будешь делать всё то, что будет делать твой призыв.
Ну, то есть, это понятно… скажут тебе «сделай» — сделай. Попросят «помоги» — помоги. Это, Димон, нормально — без этого здесь нельзя. А нарываться на работу самому, суетиться, проявлять собственную инициативу — вот этого делать здесь не надо. Потому что никто тебе за всё это спасибо не скажет. Это во-первых. А во-вторых… ты, бля, пожалел сейчас Шланга — готов был завтра вместо него драить писсуары, а он, бля, хуйло носатое, случись что, первым будет драить тебе морду, потому что здесь твоя доброта выглядит как слабость, а такие, как Шланг, всегда хотят за счёт чьей-то слабости показать свою силу… потому что только так эти Шланги и могут утверждаться в жизни. Но я не о Шланге — я о тебе… ты, Димон, добрый, но здесь это выглядит как слабость, а ты этой слабости допускать не должен — вот я о чём тебе говорю! Спрячь, бля, свою доброту… казарма — это, бля, джунгли, и твоя доброта здесь может запросто тебе же самому выйти боком. А ты, бля, пацан вроде нормальный… нормальный ты, Зайчик, пацан — без гнилых понтов… потому я тебе всё это и говорю — объясняю-подсказываю. Понятно?

— Да, — кивнул Заяц.

— «Да», — передразнил Зайца Архип. — Ты, бля, нормально говорить можешь? Сам, бля, пацан нормальный, а сам, бля, как глухонемой… — Архип, говоря «глухонемой», как-то не подумал, что, во-первых, глухонемые ничего не слышат, а во-вторых, глухонемые не могут сказать «да». — Или ты что — боишься меня? Я что — такой страшный?

— Нет, — отозвался Заяц, и это была правда… точнее, это была почти правда: нельзя было сказать, чтоб Заяц совсем перестал бояться, но в данный конкретный момент ни в словах, ни даже в самой интонации голоса Архипа не было ничего угрожающего.

— Вот, бля, опять… «нет», — невольно улыбнулся Архип, снова передразнивая Зайца. — «Да», «нет»… ладно, Димон! Ещё убедишься, что я совершенно не страшный… а пока — всё! Подумай о том, о чём я тебе здесь сказал, — Архип уже хотел сказать Зайцу, чтоб он шел спать, но вместо этого неожиданно для себя самого произнёс-проговорил совсем другое: — А ты, бля… ты о чём сейчас подумал, когда услышал, что я тебя зову?

— Не знаю… ни о чём не подумал, — ресницы у Зайца непроизвольно дрогнули.

Архип, от взгляда которого не ускользнуло это невольное движение длинных ресниц, едва слышно засмеялся… было видно, что Заяц еще ни разу не брился, — щеки его были матово-чистые, нежные, без всякого проблеска какой-либо заметной растительности… а ещё на носу — ближе к переносице — у салабона Зайца было несколько едва различимых мелких веснушек, придававших его лицу выражение мальчишеской беспечности и даже отчасти наивности, — Архип, глядя на Зайца, чуть слышно рассмеялся:

— То, о чём ты подумал, мы с тобой, Дима-Димон, сделаем чуть позже… это, бля, кайф, и мы обязательно это сделаем, но — не сегодня… ты, бля, не ссы — не бойся: о том, что было сегодня ночью, никто ничего не узнает… я обещаю — слово даю! И о том, что будет у нас впереди, тоже никто ничего знать не будет. Понял меня?

— Да… я понял, — кивнул Заяц, глядя Архипу в глаза… «никто ничего не узнает» — это было сейчас самое главное!

— Вот, теперь нормально ответил — сказал «я понял»… и я, бля, понял, что ты меня понял. Мы ж, бля, с тобой как-никак земляки, — Архип тихо засмеялся. — В роте у меня земляков нет, а потому проверить это никто не сможет… так что, Димон, не ссы — в роте в обиду я тебя не дам. Но и ты, бля, учись за себя постоять… не у бабули же ты на даче! Завтра спишь до семи — имеешь право! Всё, бля… отбой! … — проговорил Архип, ловя себя на мысли, что этот Заяц, этот Дима-Димон, ему с каждой минутой нравится всё больше и больше… пацан, бля, и — на тебе: нравится… чёрт знает что!

Заяц, на слово «отбой» молча кивнув, устремился к своей кровати.
А Архип, пройдя по коридору, вошел в канцелярию.

— О чём ты с Зайцем базарил? — Баклан, который слышал, как Архип позвал Зайца, вопросительно уставился на Архипа.

— Да, бля… объяснил салабону, что некрасиво «старичка» перебивать — что за такое неуважение к старшим товарищам можно, бля, запросто схлопотать в лобешник, — отозвался Архип, садясь против Баклана. — Чего ты, Санёк, хотел — чего меня звал сюда?

Они сейчас снова сидели так, как сидели в начале ночи… но сейчас эта ночь была на исходе — эта бурная ночь, обновившая многие смыслы-понятия, подходила к концу, и хотя они сидели точно так же, они уже были другие: с Баклана слетели все его понты, потому что после всего, что случилось-произошло этой ночью, было бы совершенно глупо крутить перед Архипом пальцы, каждый фразой и каждым движением доказывая своё превосходство и крутизну, в то время как сам Архип не мог не чувствовать, что, во-первых, младший сержант Бакланов на самом деле не такой уж крутой сексуальный монстр, каким он себя воображал-изображал, а во-вторых, в том контексте, в каком они очутились этой ночью, разница в сроках службы как-то естественно и необратимо утратила своё сакральное значение… и ещё было одно обстоятельство, тоже немаловажно: если в начале ночи Архип не мог не завидовать Баклану, который прозябал в казарме последние дни и которого на гражданке ждали биксы, то теперь Архип нисколько не сомневался, что на оставшиеся полгода службы ему, Андрюхе Архипову, бикс с успехом заменит Дима-Димон, и это будет ничуть не хуже… а может быть, даже лучше, поскольку всё в этом мире относительно, и что «лучше», а что «хуже» — кто знает? Короче говоря, никаких особых преимуществ за Бакланом Архип теперь, на исходе ночи, уже не видел, а это, в свою очередь, невольно делало их отношения паритетными, — они, Саня и Андрюха, теперь были на равных, и в этом был свой несомненный кайф — как если бы они были одного призыва.

— Я тебе о чём хотел сказать… ты, бля, наехал на Шланга — пообещал ему утро в голубых тонах… вазелин искать посоветовал… — Баклан, глядя на Архипа, усмехнулся.

— Ну… и что? — не понимая, куда Баклан клонит, Архип фыркнул, сдерживая смех. — А ты что, Санёк, предлагаешь? Ты хочешь, чтоб я его сделал всухую?

— Хуля ты ржёшь? А если он тебя вложит — если рота вернётся с полигона, и он командиру роту всё это распишет-расскажет? Ты не подумал об этом?

— Что он расскажет? Что я обещал его трахнуть?

— Что ты угрожал ему — обещал совершить с ним насильственный гомосексуальный акт… изобразит из себя жертву сексуальных посягательств с твоей стороны — скажет, что ты хотел его изнасиловать… вот, бля, о чём я сейчас говорю. Не боишься?

Архип, глядя на Баклана, презрительно хмыкнул.

— Не скажет он так. А если, бля, скажет… вот ты мне, Санёк, скажи: ты слышал раньше в адрес салабонов подобные выражения? Типа «выебу», «раком поставлю»… слышал?

— Ну, слышал…

— Вот! А почему ты раньше не придавал таким выражениям такое значение — раньше не слышал в них буквальный смысл? Ну-ка, Санёчек, скажи мне! — Архип, глядя на Баклана, хитро сощурился.

— Ты думаешь, что всё дело в том, что теперь я… что мы с тобой…

— Вот именно! Всё дело в этом… стопудово в этом! То есть, если Шланг воспринял мои слова в туалете буквально, то он стопудово не чужд этой темы… и тогда я не удивлюсь, если увижу, что к утру он писсуары не почистил — задание моё не выполнил… — Архип, глядя на Баклана, рассмеялся.

— Ну, и что ты сделаешь, если он писсуары действительно не отдраит? Выполнишь то, что ему обещал? — Баклан, никак не ожидавший от Архипа таких оригинальных и вместе с тем не лишенных логики умозаключений, глядя на Архипа, не пытался скрыть своего неподдельного интереса.

— Нах он мне нужен! — не задумываясь, отозвался Архип. — Он же, бля, не пацан — он гнилой, бля, урод… морду ему набью — вот что я сделаю!

— И тогда он подумает, что ты, обещая поставить его раком, понятия не имеешь, как всё это делается на самом деле… вместо кайфа — в морду! — Баклан засмеялся. — Огорчится ефрейтор…

— Дык… я же не скорая помощь на безвозмездной основе, — в тон Баклану отозвался Архип.

Они замолчали; они оба чувствовали усталость, и вместе с тем спать не хотелось — сна в глазах не было… Баклан, не глядя на Архипа, думал о том, что Архип на самом деле оказался вовсе не таким простачком, каким он до этой ночи ему, младшему сержанту Бакланову, представлялся… а Архип, в свою очередь не глядя на Баклана, думал о том, что теперь, наверное, он сам, слыша от кого-нибудь выражения типа «выебу» или «поставлю раком», будет невольно думать о буквальном смысле этих слов… кто б мог подумать, что эта ночь откроет столько нового!

— С Кохом понятно… А Заяц? — нарушил молчание Баклан.

— А что — Заяц? — Архипу вдруг показалось, что он ожидал такой вопрос… он ожидал вопрос про Зайца — и в то же время вопрос этот застал Архипа врасплох.

— Ты про него… ты в роте кому-нибудь скажешь?

— Зачем? — Архип, глядя Баклану в глаза, пожал плечами.

— Ну, то есть… ты про него рассказывать никому не будешь? — зачем-то переспросил — уточнил — Баклан, словно предыдущий ответ Архипа прозвучал для него, для Баклана, недостаточно внятно.

— И ты про него никому не расскажешь, — чуть помедлив, с лёгким нажимом в голосе отозвался Архип, пристально глядя Баклану в глаза. — Заяц — нормальный парень… хуля мы будем про него рассказывать? Да и потом… что про него рассказывать? Что он сосал? А мы сами, бля, что — не сосали?

Секунду-другую они, сидящие друг против друга, молча смотрели друг другу в глаза… конечно, Архип был прав, но Баклан, спрашивая о Зайце, хотел спросить Архипа совсем о другом — и, пожимая плечами, Баклан усмехнулся-хмыкнул в ответ:

— Ты что — меня убеждаешь, что ли? Я, Андрюха, через каких-то четыре дня буду дома — со всеми вытекающими из этого приятными последствиями… нах он мне нужен, этот салабон, чтоб я про него кому-то здесь, в части, говорил-рассказывал!

— Дык… а я о чём? Я ж тебе именно об этом и говорю! — рассмеялся Баклан. — Нах он тебе нужен, этот салабон! Через четыре дня ты уже будешь засаживать какой-нибудь биксе — по самые помидоры… кайф!

Было б понятно, если бы Архип, на исходе т а к о й ночи говоря Баклану про биксу, тем самым хотел бы Баклана подколоть — съязвить вдогонку к их разговору, что вели они о биксах здесь же, в этой самой канцелярии, ещё не только не зная, но даже отдалённо не предполагая, что подарит-преподнесёт им эта необычная и вместе с тем упоительная ночь… но Архип проговорил всё это искренне — проговорил-произнёс, сам не замечая некоторую двусмысленность, прозвучавшую в его словах… а двусмысленность, между тем, явно присутствовала: час тому назад, сладостно содрогаясь, изнемогая от кайфа, Баклан с упоением засаживал «по самые помидоры» не кому-нибудь, а именно Архипу, и теперь он же, Архип, в разговоре с Бакланом говоря про кайф, на своё место подставил предполагаемую биксу: «через четыре дня… «… но если кайф для Баклана будет через четыре дня, то что же тогда было сегодня? — мог бы спросить Архип самого себя, — употребляя слово «кайф» применительно к сексу с биксой, Архип таким образом что — думал-предполагал, что сегодня с ним, с Архипом, Баклан никакого кайфа не испытал и не почувствовал? Такое Архип, понятное дело, предполагать-думать не мог: и испытал Баклан кайф, и почувствовал — однозначно! А если Баклан кайф испытал и почувствовал, то.
.. какой смысл был теперь, говоря о кайфе, акцентировать слово «кайф» применительно к сексу с биксами? Получалось, что с биксой — кайф… а с парнем? Ведь не хотел же Архип, слово «кайф» привязывая к слову «биксы», тем самым сказать, что всего лишь какой-то час тому назад, содрогаясь от сладости, Бакланов наслаждался и кайфовал с ним, с Архипом, лишь потому, что трахал его, Андрюху Архипова, в м е с т о биксы… ну, то есть: что именно при таком раскладе — «парень вместо биксы» — Баклан испытал с Архипом кайф сегодня и что, таким образом, для него, для Баклана, биксой сегодня в каком-то роде стал он, Архип? А ведь так получалось… так выходило из слов Архипа!»Через четыре дня ты уже будешь засаживать какой-нибудь биксе — по самые помидоры… кайф!» — всё это прозвучало из уст Архипа как-то не очень логично и даже отчасти двусмысленно… впрочем, Архип разбираться в подобных тонкостях явно был не мастак, а потому грузить себя подобными тонкостями по причине отсутствия склонности к какой-либо рефлексии он не мог и не собирался; да и потом… сам за собой того не замечая, Архип в эту ночь в восприятии секса словно раздвоился — расщепился на два разных Архипа, и эти два разных Архипа пока между собой никак не соприкасались: «один Архип» в койке с Бакланом искренне и потому безоглядно кайфовал во всю силу своей молодой потенции, словно о таком и только таком кайфе он мечтал и грезил всю свою сознательную жизнь, а «другой Архип», про испытанный кайф словно напрочь забыв, искренне пугал однополым сексом ефрейтора Коха, советуя тому запастись вазелином, и не менее искренне говорил сейчас своему сексуальному партнёру Баклану слово «кайф», имея в виду, что в самом ближайшем времени, буквально через четыре дня, Баклан будет трахаться с биксами… во всём этом было какое-то противоречие, и даже была двусмысленность, но Архип, говоря Баклану про грядущий кайф с биксами, этого не заметил и не почувствовал… другое дело, что слова Архипа о кайфе прозвучали хотя и искренне, но при этом в самой интонации голоса Архипа уже явно не слышалось — не было — какой-либо зависти… не было её, этой зависти, не было! — то ли потому, что Архип в настоящий момент был сексуально удовлетворён, то ли дело было в Баклане, который в интимной близости не поразил Архипа чем-то особенным, чему стоило бы завидовать… то ли всё дело было в салабоне Зайце — в Диме-Димоне, кайф с которым в ближайшие полгода вырисовывался у Архипа не менее упоительным, чем кайф с любой биксой у Баклана — через четыре дня… «кайф!» — сказал Архип про секс, в ближайшем будущем ожидающий Баклана, и хотя прозвучало это вполне искренне, но вместе с тем прозвучало это как-то пресно… ну, то есть, дежурно.

[/responsivevoice]

Category: Гомосексуалы