Пятое время года Часть 19-14

[responsivevoice voice=»Russian Female» buttontext=»Слушать рассказ онлайн»]Губы Д и м ы — самого лучшего в мире друга! — почти вплотную приблизились к губам Расима… он, Расим, сам не понимал, как так у него получилось, что за мгновение до оргазма он, не задумываясь — не отдавая себе отчета, порывисто, страстно, горячо засосал-поцеловал Д и м у в губы, — он ведь действительно не умел целоваться — он никогда никого не целовал взасос… целовать в губы парня ему, Расиму, было немножко странно и необычно, и вместе с тем губы Д и м ы словно притягивали — неодолимо влекли с каждой секундой всё сильнее…

Если бы Д и м а сейчас не сказал «поцелуй меня», то, наверное, Расик не осознал бы этого притяжения на фоне общего удовольствия, а теперь он чувствовал, как губы Д и м ы его манят, притягивают, влекут… «поцелуй меня», — никогда он, Расим, ни с каким другим парнем или пацаном не стал бы целоваться в губы, но Д и м а… Д и м а ведь был не просто парнем — он, Д и м а, был н а с т о я щ и м д р у г о м… и ему, Расику, сейчас было так хорошо — так сказочно хорошо сейчас было ему, пятнадцатилетнему Расику, рядом с парнем по имени Д и м а…

— Расик, целуй… — повторил Димка, ладонью лаская сочно-упругую мякоть Расимовых ягодиц.

— Ладно… закрой глаза! — неожиданно для себя прошептал-выдохнул Расим, ощущая-чувствуя, как в промежности у него вновь зарождается, возникает томительно сладкая истома… «закрой глаза» — прошептал Расим, невольно почувствовав-ощутив вдруг возникшее смущение по причине своей предполагаемой неумелости.

Димка, улыбнувшись, послушно закрыл глаза — сомкнул длинные пушистые ресницы, и Расик, секунду помедлив, словно примеряясь-прицеливаясь, открывшимся ртом — округлившимися, чуть вытянутыми вперёд губами — накрыл податливо дрогнувшие Димкины губы, — Расик всосал горячие Д и м и н ы губы в губы свои, вскользнул упруго дрожащим языком в Д и м и н рот… всё у него получилось — всё он, Расик, умел! Он только думал, что он не умеет… ну, то есть, он не умел, но научился в считанные секунды, — губы парней слились в страстном засосе… quod erat demonstrandum!

Может, минуту, а может, две Расик сосал Димку в губы, и языки их — то у Димки во рту, то во рту у Расима — страстно соприкасаясь, исполняли неистовый танец любви… ну, или танец дружбы — н а с т о я щ е й дружбы, если использовать другую терминологию, — прижимаясь всем телом к телу Д и м ы, Расим ладонь ласкал Д и м и н у попу, в то время как Д и м а ладонью гладил-ласкал попу ему… члены у них у обоих набухли — не затвердели, но ощутимо уплотнились, увеличились, — в попах у них у обоих сладостно засвербело, и промежности вновь налились-наполнились сладкой истомой… может, минуту, а может, две Расик сосал Димку в губы — горячо, жадно, страстно сосал Д и м и н ы губы… наконец, оторвавшись от губ Д и м ы, Расим пылающим взглядом посмотрел Д и м е в глаза, словно спрашивая взглядом, так ли он всё делал…

— Расик, ещё… — тихо выдохнул Димка, ощутив-почувствовав, как губы его в один миг сделались толстыми, непослушными — словно резиновыми.

Ничего не отвечая — ничего не говоря в ответ — Расик улыбнулся Д и м е ликующим взглядом, и… уже не требуя, чтобы Димка закрыл глаза, не прицеливаясь и не примериваясь, он, Расик, снова припал губами к губам Д и м ы — жадно и страстно, горячо всосал Димкины губы в свой полыхающий жаром желания рот… он, Расик, сосал Димку в губы, а Димка, лаская Расиму попу, в это самое время страстно массировал пальцем скользкий от вазелина Расиков вход… разве всё это было не п я т о е в р е м я г о д а? Потом Димка сосал в губы Расима — взасос целовал бесконечно любимого Расика… и снова он, Расик, взасос целовал друга Д и м у… разве всё это было не счастье?

Когда они встали с постели, чтобы идти в ванную комнату, члены у обоих снова стояли… почти стояли — не каменно твёрдо дыбились вверх залупившимися головками, не к потолку задирались пламенеющими багрянцем залупами, а торчали внушительно и массивно указующими перстами в направлении друг друга.
.. члены снова были достаточно тверды, и можно было бы снова попробовать осуществить — повторить — анальные акты, но Димке вдруг захотелось взять член Расика в рот… ну и, конечно, почувствовать-ощутить сладкие губы Расима на члене своём, а для того, чтобы взять друг у друга в рот, нужно было сходить после кайфа анального в душ… наклонившись — раскрыв-распахнув ягодицы, Димка подхватил с пола носовые платки, чтобы выбросить их по пути в унитаз, и Расим, стоя в этот момент позади Димки, успел увидеть, как в электрическом свете на миг блеснул вазелин на тёмном кружочке стиснутого, сомкнутого Д и м и н о г о входа…

Вода была снова горячая — такая, какую Расим любил, — серебристыми нитями вода мягко струилась по обнажённым телам двух страстно обнявшихся — страстно друг к другу прижавшихся — парней… стоя пол струями воды, они снова сосали друг друга в губы… потом Димка стал мылить себе и Расиму пиписы, а Расик стал мылить себе и Димке плечи, руки, грудь, и как-то естественно и быстро произошло у них «разделение труда»: Димка мыл-мылил себя и Расика ниже пояса, а Расик себя и Д и м у мылил-мыл выше пояса…

Смеясь — перебрасываясь словами — они мыли себя и друг друга, и это было и весело, и прикольно, и возбуждающе приятно: Димка мыл-подмывал Расику попу, скользя мыльной рукой по расщелине между полусферами ягодиц, мыл точно так же попу себе, мыл-промывал отвердевший пипис Расика, мыльными пальцами скользя по уздечке, по рубчику крайней плоти, мыл точно так же пипис себе… а Расик мыл Димке шею и плечи, мыл грудь и живот, мыл-мылил Димке подмышками, то же самое делая-повторяя на самом себе… разве всё это было не прикольно — не в кайф?

Они смывали друг с друга мыльную пену… снова друг друга мылили обильно мылили… снова смывали один с одного белоснежную мыльную пену… наконец, когда всё было самым тщательным образом вымыто — промыто-подмыто, Димка снова прижал Расима к себе, целуя его, неизбывно любимого Расика, в губы, в лучисто сжимающиеся глаза, в пипку носа… губы Димкины скользнули не нежной коже Расимовой шее, по ключицам, по груди — Димка поочередно пощипал, пососал-потеребил вмиг отвердевшие Расиковы соски, и губы тут же скользнули дальше… губы Димкины жаром скользнули по животу Расима — Димка поцеловал мокрые, прилившие к телу волосы на лобку Расима…

Член у Расима полустоял, и Димка, скользнув губами по толстому, мягко упругому валику члена, округлившимися губами вобрал обнажённую головку в рот, — Расик, всё это время млевший от удовольствия, невольно дёрнулся, а Димка, держа Расима за бёдра, сначала сел-опустился на корточки, но сидеть на корточках показалось Димке не очень удобно, и он тут же стал перед Расиком в ванне на колени, одновременно с этим чувствуя, как член Расима стремительно затвердевает, наливается у него, у Димки, во рту жаром нового возбуждения, нового желания…

Член Расима в считанные секунды превратился в горячий каменный столб — и Димка, скользя округлившимися губами вдоль ствола, ритмично задвигал головой… одна рука Димки оказалась у Расика между ног, — средним пальцем втиснувшись Расику между сжатыми ягодицами, Димка нащупал подушечкой пальца туго сомкнутые мышцы Расимова сфинктера… ладонью другой руки Димка вверх-вниз заскользил по попе Расима, вверх-вниз заскользил по его ногам — по упругим мальчишеским ляжкам… может, минуту, а может, две, стоя на коленях на дне ванны — колыхая головой, Димка страстно сосал у Расима пипис, чувствуя, как от этого сладостного сосания, от ощущения Расикова пиписа во рту у него, у Димки, сладостным зудом полнится, свербит-набухает промежность, мышцы сжатого ягодицами сфинктера, кверху задравшийся сочным багрянцем твёрдый член, — Димка сосал у Расика член, и это был обалденный кайф!

На секунду выпустив член изо рта — соскользнув губами с лиловой головки, Димка поднял лицо вверх.
.. он, Расик, всё это время, опустив голову, сверху вниз неотрывно смотрел, как его толстый пипис то исчезает у Д и м ы во рту, то изо рта появляется вновь, — Димка задрал голову вверх — взгляды их встретились… взгляды, полные юной страсти, юного желания, юной упоительной любви… ну, или дружбы — настоящей дружбы!

— Расик, кончи мне в рот… — прошептал Димка и тут же, не дожидаясь ответа, опять опустил голову — поймал открывшимися губами кверху задравшийся Расиков пипис, вобрал сочную головку Расикова члена в рот…

Димка то насаживал рот на член почти до самого основания, то, задерживая рот исключительно на головке, ласкал языком уздечку, крайнюю плоть, то ритмично — с небольшой амплитудой — двигал кольцом обжимающих губ посередине члена… может быть, не совсем умело — не виртуозно, не изощрённо, но искренне и страстно Димка играл на флейте Расимова члена вечную музыку первой любви, — открывались новые материки, совершались походы-завоевания, приходили в упадок империи, налетали смерчем кровопролитные войны, истреблялись народы и государства, что-то навеки стиралось с лица земли, что-то снова рождалось, снова возникало — на ветру тысячелетней истории шелестели-мелькали годы, столетия, даты, события, имена, и только любовь — неистребимая любовь — оставалась неизменной в своей изначальной сути…

Любовь воспевали, возносили, слагали ей гимны одни — и её преследовали, жгли на кострах инквизиции другие… любовь приручали, вытравливали, уничтожали, с любовью боролись, её загоняли в гетто — в прописанные ей рамки-оковы, а она всё равно жила по своим законам, неподвластным ни лукавым пастырям, ни далеким от чистоплотности политиканам, — шестнадцатилетний Димка, школьник-старшеклассник, играл на флейте Расимова члена вечную музыку неистребимой любви, и Расик, пятнадцатилетний ученик-девятиклассник, ощущая на своём огнём пылающем члене жар Д и м и н ы х губ, чувствуя палец Д и м ы на мышцах сладко зудящего сфинктера, млел от бушующего в теле наслаждения…

Струйка спермы, вырываясь из члена, ударила в Димкино нёбо, наполнив рот солоноватым соком накатившего на Расика оргазма, — Расик замер, и только мышцы его сфинктера под подушечкой Димкиного пальца конвульсивно задёргались, завибрировали от нестерпимой сладости… Димка выждал пару секунд, но вторая струйка не последовала — Расик уложился в одну струя, и Димка, соскользнув сомкнувшимися губами с Расикова пиписа, сделал большой глоток — растворил в себе любовь Расима…

Расик кончил — Димка благодарно поцеловал головку Расимова члена, поцеловав сам член… разве это было не счастье — осознавать, что любовь Расима, материализовавшись в страстно извергнутой из члена сперме, теперь у него, у Димки, внутри? Губы Димкины скользнули по животу Расима… поднимаясь с колен, Димка целующими губами заскользил по телу Расика снизу вверх — Димка осыпал поцелуями грудь Расима, пощипал губами Расиковы соски, скользнул губами по Расимову подбородку…

И — губы их слились, соединились в жарком засосе, — прижимая бесконечно любимого Расика к своему наполненному страстью телу, сладко вдавливаясь в Расима напряженно твёрдым членом, ощущая пахом теряющий твёрдость мягко упругий член Расима, Димка страстно, благодарно сосал любимого парня в отзывчиво жаркие губы, и этому парню — бесконечно любимому Димкой пятнадцатилетнему Расиму — казалось, что он своим пляшущим, жарко трепещущим языком ощущает-чувствует во рту Д и м ы вкус собственного оргазма… оторвавшись от губ Расима, Димка — глядя Расиму в глаза — тихо выдохнул:

— Расик… — вкладывая в имя парня всю свою нежность, всю страсть, всю свою бушующую, огнём полыхающую любовь… «Расик» — жарко выдохнул Димка, ничего не желая добавлять к этому единственному слову, потому как добавлять что-либо сейчас, в этой ванной комнате, было совсем необязательно, даже излишне: само слово «Расик» было для него, для Димки, синонимом и нежности, и страсти, и любви.
.. всё было в этом единственном слове!

— Дим, я тоже хочу… — прошептал Расим, машинально облизывая губы — глядя Димке в глаза. — Давай… теперь я… я у тебя… да?

— Да! — выдохнул Димка, осыпая лицо Расима горячими поцелуями — страстно, порывисто целуя парня в глаза, в щёки, в подбородок, в пипку носа. — Да, Расик, да…

Точно так же, как Д и м а, Расим устремил свои губы вниз: скользнул губами по Д и м и н о й шее, поочерёдно тронул губами Д и м и н ы соски, провёл губами по животу замершего от кайфа влюблённого Димки… член у Димки стоял, несгибаемо дыбился, распираемый сладостью от предвкушения, — Расик — так же, как Д и м а, опустившись перед Димкой на колени — вобрал в рот красивую, сочную, багрово-лиловую головку возбуждённого Д и м и н о г о пиписа, на секунду замер, ощущая, как рот его жарко наполнился плотью л ю б и м о г о д р у г а, и, насаживаясь горячим ртом на горячий ствол, ритмично заколыхал, задвигал головой, кольцом обжимающих губ смещая на Димкином члене туда-сюда вдоль ствола крайнюю плоть…

Так же, как Расик, опустив голову, Димка смотрел как Расик сосёт, ласкает губами его напряжённый член, и ему, Димке, казалось, что от счастья, от кайфа и наслаждения, от любви сердце его вот-вот разорвётся… вот-вот… вот-вот… в попе у Димки сладко свербело — словно там, в его попе, скакали-резвились никому невидимые маленькие чёртики… ему, Димке, казалось, что от сладости разорвётся сердце, но разорвалось у него не сердце — от накатившей нестерпимой сладости взорвалось-рвануло у Димки в промежности, в мышцах сфинктера, в самом анусе, и Расик в тот же миг ощутил, как из дёрнувшегося у него во рту окаменевшего Д и м и н о г о члена вырвалась, извергаясь ему в рот, струйка солоноватой спермы…

Теперь спермы было не так много, как утром, и Расик, соскользнув губами с члена, на секунду замер с наполовину наполненным ртом, — утром он, Расик, не смог проглотить горячий, клейко-вязкий Д и м и н сок, а теперь… спермы во рту было немного, — Расик сделал глотательное движение, и… всё у него получилось!

Подняв лицо вверх, Расим с вопрошающей улыбкой посмотрел Димке в глаза, словно взглядом своим его, Д и м у, спрашивая, так ли он всё сделал.

— Расик… — задыхаясь от счастья, Димка опустился перед Расимом на колени — порывисто притянул Расима к себе. — Расик… — повторил Димка, не зная, какими еще словами он может выразить свою любовь… конечно, он мог бы сказать сейчас «я люблю тебя, Расик!», но это было настолько очевидно, что… вместе слов Димка страстно вобрал губы Расима в губы свои, жарко всосался своим неуёмным пылающим ртом в податливо жаркий рот парня по имени Расим… ёлы-палы… как же он, Димка, его, Расима, любил! Просто любил… бесконечно любил!

Он, Димка, был счастлив — бесконечно счастлив… ab imis unguibus ad verticem summum! Он был счастлив «a capillo usque ad ungues» — «от волос на голове до ногтей на пальцах ног»! Говорят, что бесконечна одна лишь Вселенная, а всё остальное имеет своё начало и свой конец, — Димке казалось, что любовь его простирается дальше Вселенной… да и как могло быть иначе?

Свершилось всё то, о чем он, Димка, в глубине своей юной души целых два месяца неустанно мечтал, фантазировал, грезил… он смотрел на Расима в школе на переменах — смотрел скользящим, ничего не выражающим взглядом, изнемогая в душе от страсти и нежности; он мысленно видел Расима вне школы — когда шел из школы домой, когда дома обедал или ужинал, когда вне дома общался с приятелями; он страстно воображал Расима все два месяца перед сном — когда, лёжа в постели, в темноте приспускал с себя трусы и рука его неутомимо сновала вверх-вниз да боли в плече и в локте… и вот всё сбылось — всё случилось-произошло: он любил Расима сзади и спереди, а Расик сзади и спереди любил его.
.. ну, и как он, Димка, мог не испытывать чувство бесконечного счастья? Сама Вселенная рядом с его бесконечным счастьем казалась ничтожно малой величиной…

Смеясь и дурачась, хватая один одного за потемневшие, заметно опухшие пиписы, они уже вытирались — вытирали не столько себя, сколько, шутливо толкаясь, вытирали друг друга, как вдруг, нарушая эту весёлую возню, призывной трелью залился, зазвонил Димкин телефон… это было так неожиданно, что на секунду они оба — и Димка, и Расик — в недоумении замерли, как могли бы застыть-замереть безмятежно веселящиеся аборигены на затерянном в океане острове, впервые услышав рёв пролетающего над их головами реактивного самолёта; это было не просто неожиданно или внезапно — это было абсолютно неожидаемо, — упиваясь своей любовью — или, как полагал Расик, дружбой — они напрочь забыли, упустили из виду, что за пределами их двуместного номера есть ещё какая-то жизнь… ну, то есть, они совсем упустили из виду, что в этой гостинице, в этом городе, в этом огромном мире они не одни!

— Кто это? — Расик, глядя на Димку, невольно прикрыл пипис полотенцем, как если бы кто-то не звонил, а ломился в дверь.

— Фиг его знает… — пробормотал Димка, не скрывая недоумения; в принципе, было ещё не поздно, и позвонить ему, Димке, мог кто угодно. — Может, Серёга… может, надо ему что-то перевести… — проговорил Димка, вставляя ноги в шлёпанцы. — Сейчас, блин, узнаем, кто нас тревожит…

Димка, обмотав полотенце вокруг бёдер — поцеловав Расика в пипку носа, быстро подошел к тумбочке, на которой лежал его несмолкающий телефон, — с монитора телефона, демонстрируя гламурную — искусственно радостную — улыбку, на Димку глянцевым взглядом смотрела Светусик… «ну, бля… нашла, когда звонить!» — с досадой подумал Димка, беря в руки телефон; секунду помедлив — словно раздумывая, отвечать ему или нет, Димка, прерывая неутихающую трель, нажал на кнопку с зелёной скобкой… в конце концов, Светусик была нисколько не виновата в том, что он, Димка, был бесконечно счастлив — что он, Димка, любил не её, а всем сердцем, всей душой любил он парня по имени Расим! . . Хорошо ещё, что позвонила Светусик сейчас, а не сорок минут назад, когда он, Димка, лежал под Расимом — с разведёнными в стороны ногами, с членом Расика в попе… или ещё чуть раньше — когда его, Димкин, член был в попе у Расима… вот был бы прикол: разговаривать со Светкой по телефону, а самому в это время двигать членом в попе любимого парня-девятиклассника… вот была б хохма!

— Да, Светик… привет! — Димка, говоря «привет», весело подмигнул подошедшему к нему Расиму. — Что сейчас делаю? Ничего не делаю… ну, то есть, Серёга купил сегодня диск с прогами — я помогал ему их настроить. А потом пришел к себе — вспомнил, что у меня самого два неустановленных дистрибутива на буке — перед поездкой скачал, а устанавливать было некогда… да, установил… — Димка, слушая, что говорит ему Светусик, снова подмигнул стоящему рядом Расиму. — Нет, Светик… сейчас буду ногу парить — на пакете написано, что прежде, чем лейкопластырь накладывать, нужно мозоль хорошо отпарить… конечно, лучше сразу всё делать… ну, я тоже так думаю… дискотека?

Помню… да, мы говорили… а ты думаешь, что Зебра согласится? . . Ну, понятно, что нужно ей предложить… да, конечно… я? Пойду… ага… сон? Ой, Светик, не знаю! В прошлую ночь ничего не снилось… — говоря «в прошлую ночь», Димка поправил на лбу Расима чёлку. — Ага… ну, постараюсь… да… говорю: постараюсь! Да… да… ой, Светик, с огнём ты играешь! Говорю: с огнём… а ты как думала? — засмеялся Димка, едва заметным нежным касанием указательного пальца сверху вниз скользя по лбу Расима, по его носу, по губам, по подбородку. — Ну, это надо обдумать… — Димка снова засмеялся, подушечкой пальца теребя Расиков сосок — слушая, что говорит ему Светусик.
— Да… ну, не знаю… может быть… да… ладно, посмотрим! Хорошо… девочкам мой привет! Ага… вам тоже спокойной ночи! Да-да, и сладких сновидений… ну, конечно! Хорошо… всё, Светик, я тебя тоже… тоже целую! Ага, ответно… всё, отбой!

[/responsivevoice]

Category: Гомосексуалы